Для русского Авангарда пожар на улице Правды сопоставим с пожаром Манежа

 Пожар в главном здании издательства "Пресса" (бывший комбинат "Правда") заставил вернуться к теме спасения ранней советской архитектуры. Для русского авангарда случившееся сопоставимо с пожаром Манежа. По преданию, Ле Корбюзье говорил, что хотел бы видеть эту постройку Пантелеймона Голосова в числе своих. Проблемы сохранения памятников конструктивизма Москвы в минувшую пятницу обсуждались на "круглом столе" в "Белых палатах" на Пречистенке

Почему архитектура авангарда проходит особой строкой в перечне наследия? Во-первых, потому, что процесс ее признания начался недавно и еще не завершился: даже среди специалистов нет единодушия по поводу ценности авангарда. Именно единодушия - от слова "душа". Есть рациональное, умственное понимание ценности, но душевного и сердечного признания, просто любви, недостает. А значит, недостает исследовательских усилий. Даже в Институте искусствознания, где готовят и публикуют фундаментальный свод памятников истории и культуры России, нет ни одного паспорта на авангард. Мы просто не знаем, чем располагаем. Отсюда и бедность списочной, официально охраняемой части этого наследия. Лишены охранного статуса отдельные здания и целые ансамбли - например, рабочие или дачные поселки. Собственность на эти памятники также имеет некоторые особенности. Парадоксально: эпоха, отрицавшая старую частную собственность, оставила нам новую. И если в Европе охрана наследия встречается с потомственной собственностью уже в средневековых замках, то у нас - не раньше нэповских кооперативов, подобных московскому поселку Сокол. Семейный дележ дома Мельникова кажется чем-то исключительным; однако в отсутствие революции мы бы имели нечто подобное в каждой второй усадьбе и в каждом третьем городском особняке. Система охраны памятников, от законодательства до исполнения, теряется в этих обстоятельствах. (Тем временем идет и будет шириться новая приватизация памятников всех веков.) Жанровая новизна авангардной архитектуры - еще одна причина ее обособления, как и ее уязвимости. Жанры, порожденные самой жизнью, - например, гаражи, клубы - не испытывают кризиса. Но жанры, порожденные насилием над жизнью, утопическими настроениями 20-х годов, - например, дома-коммуны, фабрики-кухни - несомненно, проходят через кризис. Другое дело, что адаптировать эти жанры к новому времени нетрудно. Фабрика-кухня так же легко превращается в ресторан, как дом-коммуна - в гостиницу. Что прекрасно видно на примере дома Наркомфина (Новинский бульвар, 25; см. "Известия" от 7 июля 2005 г.) - этого прообраза современных гостиниц. Общий блок питания для гостиницы естествен, а квартиры без кухонь и со стоячим душем могли бы трансформироваться в номера, причем двухъярусная планировка этих квартир тянет на люкс. Но жить в них целую жизнь тяжело, если вообще возможно: отсюда запустение дома. Другая причина запустения раннесоветских домов - низкое строительное качество. Эксперименты с туфом, экономичными марками бетона, шлакоблоками, фибролитом и просто строительным и бытовым мусором предвосхитили современные технологии, но вышли боком самим памятникам и их обитателям. В архивах сохранились бесчисленные письма подрядчиков в Моссовет и выше по поводу неприемлемого качества материалов. В итоге конструкции, как правило, прочны (конструктивизм все-таки), а заполнение непрочно. Пожар деревянных перекрытий сразу ослабляет несущие стены, как это было на улице Правды и как не бывает в зданиях старинной кирпичной постройки. Недавно назначен к сносу за ветхостью комплекс "Общежитий красной профессуры" на Большой Пироговской, 51, которому перед тем было отказано в охранном статусе. Что это: обычное московское нежелание реставрировать или действительно невозможность? Ответа нет, потому что нет школы реставрации конструктивизма. Нет технологий, авторитетов, проектных и производственных мастерских, тем более институтов. Между тем методология этой реставрации требует коллективной мозговой атаки. Сегодня, когда реставраторы хватаются за любой денежный заказ, трудно ожидать, что возникнет специализация "конструктивизм", поскольку деньги крутятся не здесь. И все это на фоне мирового признания русского конструктивизма. Вот, кстати, еще одна причина его обособления. Для Запада Россия - это, увы, не Рублев и не Василий Блаженный, а "Черный квадрат" Малевича и дом Мельникова. Авангард первым из выработанных в России художественных языков стал мировым, только в нем Запад признает себя учеником России. Вот почему смерть Виктора Мельникова, изменившая имущественный статус дома его отца, стала мировой новостью. Весной Москва примет невиданную по представительности общеевропейскую конференцию защитников наследия XX века.